Неточные совпадения
Леню
учит петь «Хуторок»,
мальчика плясать, Полину Михайловну тоже, рвет все платья; делает им какие-то шапочки, как актерам; сама хочет таз нести, чтобы колотить, вместо музыки…
Мальчики считали, что Недоделанный
учит весело, Клим находил его глупым, злым и убеждался, что в гимназии учиться скучнее и труднее, чем у Томилина.
Он был очень дикий, трудный
мальчик, его стали
учить грамоте, — он убежал.
И действительно, оно наступило, когда
мальчикам минуло шесть лет. Можно было бы, конечно, и повременить, но Марья Маревна была нетерпелива и, не откладывая дела в долгий ящик, сама начала
учить детей грамоте.
В 1879 году
мальчиком в Пензе при театральном парикмахере Шишкове был ученик, маленький Митя. Это был любимец пензенского антрепренера В. П. Далматова, который единственно ему позволял прикасаться к своим волосам и
учил его гриму. Раз В. П. Далматов в свой бенефис поставил «Записки сумасшедшего» и приказал Мите приготовить лысый парик. Тот принес на спектакль мокрый бычий пузырь и начал напяливать на выхоленную прическу Далматова… На крик актера в уборную сбежались артисты.
Закончилось это большим скандалом: в один прекрасный день баба Люба, уперев руки в бока, ругала Уляницкого на весь двор и кричала, что она свою «дытыну» не даст в обиду, что
учить, конечно, можно, но не так… Вот посмотрите, добрые люди: исполосовал у
мальчика всю спину. При этом баба Люба так яростно задрала у Петрика рубашку, что он завизжал от боли, как будто у нее в руках был не ее сын, а сам Уляницкий.
— Сначала забудьте все то, чему вас
учили в кадетском корпусе. Теперь вы не
мальчики, и каждый из вас в случае надобности может быть мгновенно призван в состав действующей армии и, следовательно, отправлен на поле сражения. Значит, каждого указания и приказания старших слушаться и подчиняться ему беспрекословно.
—
Мальчик ходит в воскресную школу, и его
учат: милый
мальчик, ты должен любить врагов.
Коренастый, в розовой ситцевой рубахе, он ходил, засунув руки в карманы широких суконных штанов, заправленных в блестящие сапоги с мелким набором. В карманах у него всегда побрякивали деньги. Его круглая голова уже начинала лысеть со лба, но на ней ещё много было кудрявых русых волос, и он молодецки встряхивал ими. Илья не любил его и раньше, но теперь это чувство возросло у
мальчика. Он знал, что Петруха не любит деда Еремея, и слышал, как буфетчик однажды
учил дядю Терентия...
— Нужно очень долго
учить его! — сказал хозяин, внушительно взглянув на кузнеца. — Теперь,
мальчик, обойди лавку и заметь себе на память, что где лежит…
Коринкина. Да положим, что и не выдумывает; пожалуй, все это правда, что он говорит; да зачем? Кто его просит? Он моложе всех в труппе, ему ли
учить! Мы собираемся, чтоб провести время весело, а совсем не затем, чтоб слушать его проповеди. Коли что знаешь, так и знай про себя. Он только отравляет наше общество. Как я рада буду, если мы от него отделаемся. Такой молодой, еще совсем
мальчик, и такой раздражительный!
Мальчика пора
учить; в Уфе никаких учителей не было, кроме Матвея Васильича в народном училище, да и тот ничего не смыслил; а теперь вы переехали на житье в деревню, где и Матвея Васильича не достанешь».
— Молитесь лучше, чтобы вашей матери прощен был тяжкий грех, что вам она не вбила вон туда, в тот лоб и в сердце хоть пару добрых правил, что не внушила вам, что женщина не игрушка; и вот за то теперь, когда вам тридцать лет, — вам девушка читает наставления! А вы еще ее благодарите, что вас она, как
мальчика, бранит и
учит! и вы не смеете в лицо глядеть ей, и самому себе теперь вы гадки и противны.
У нас не берут на короткие сроки, потому что года два сначала
мальчика только «утюжат», да «шпандорют», да за водой либо за водкой посылают, а там уж кой-чему
учить станут.
— Ты не узнал меня, Густав Адамыч, — сказал молодой посетитель тронутым голосом, — ты не помнишь
мальчика, которого
учил ты шведскому артикулу, с которым ты чуть <не> наделал я пожара в этой самой комнатке, стреляя из детской пушечки.
Мальчик этот был представителем той особенности, которая нередко встречается между людьми: он готов был явиться резким и даже беспощадным по отношению к человеку, но питал глубокую нежность к беззащитным животным. Бедер воспитывался в Лифляндии, в Биркенруэ, и при первой резкой выходке
мальчика Буйницкий не упускал воскликнуть: «Каков! Каков! Это у них в Биркенруэ этому
учат! Нет, его так оставить нельзя; man muss ihn ummachen».
— Ко мне раз поп пришел, когда я ребят
учу: «Ну, говорит, отвечай, что хранилось в ковчеге завета!»
Мальчик говорит: «расцветший жезл Аваронов, чашка с манной кашей и скрыжи». — «А что на скрыжах?» — «Заповеди», — и все отвечал. А поп вдруг говорил, говорил о чем-то и спрашивает: «А почему сие важно в-пятых?» Мальчонка не знает, и я не знаю: почему сие важно в-пятых. Он говорит: «Детки! вот каков ваш наставник — сам не знает: почему сие важно в-пятых?» Все и стали смеяться.
…Не надобно наук:
Пускай убытчатся,
уча ребяток, моты,
Мой
мальчик не учен, а в те ж пойдет вороты.
Николай. А благодарности. Разумеется, как же мне не благодарить вас! Вы
учите меня, не имея на то никакого права; вы считаете меня дураком, потому что сообщаете мне за новость такие истины, какие всякий десятилетний
мальчик знает.
У хорошего
мальчика Пети была очень хорошая мама, которая постоянно его
учила и образовывала. И жили они в большом доме, а во дворе гуляли гуси и куры: куры несли им яички, а гусей они кушали. И, кроме того, жил еще во дворе маленький теленочек, которого все любили и в шутку звали Васенькой, и этот теленочек рос для того, чтобы сделать из него для хорошего
мальчика Пети котлетки.
Наконец, если и угомонится он, сузятся его стремления, решится он быть учителем какой-нибудь сельской школы, — и тут он задает себе вопрос и думает, как он будет
учить, как приобретет расположение
мальчиков и уважение общины и т. п.
Церковная вера
учит не только тому, что покаяние согрешившего может очистить его, но тому, что молитвы других людей могут содействовать его благу в этой жизни и в будущей. Один
мальчик, ложась спать, просил няню продолжать игру с куклами, начатую им, пока он будет спать. Отношение церковных людей к богу такое же ребячье. Люди будут жить дурно, будут спать, а за них будут молиться, будут продолжать игру.
Мальчиков, воспитывавшихся в достаточных и богатых домах, часто приохочивали к фортепьяно, а девочек
учили уже непременно, и в институтах они проходили довольно строгую"муштру".
В обществе чувствовалось все сильнее либеральное течение, и одним из его симптомов сделались воскресные школы. Вскоре их ограничили, но в мою первую петербургскую зиму это превратилось даже в некоторых местностях Петербурга в светскую моду.
Учили чумазых сапожных и кузнечных
мальчиков фрейлины, барышни, дамы, чиновники, военные, пажи, лицеисты, правоведы, разумеется, и студенты.
Стоял чудесный июньский день. Солнце жгло и пекло немилосердно. По цветнику летали мохнатые пчелки и прелестные пестрые бабочки. Птицы чирикали в кустах. А на террасе сидели три
мальчика и
учили немецкие слова.
В детстве его
учила молиться мать, которая была глубоко религиозная женщина и сумела сохранить чистую веру среди светской шумной жизни, где религия хотя и исполнялась наружно, но не жила в сердцах исполнителей и даже исполнительниц. Князь помнил, что он когда-то ребенком, а затем
мальчиком любил и умел молиться, но с летами, в товарищеской среде и в великосветском омуте тогдашнего Петербурга, утратил эту способность.
Подсохин, узнав об этом, порывался было написать своего рода приветствие, но отделались от этого сочинения по той причине, что
мальчик не любит
учить на память прозу.
— Как не относится… Что ты меня
учишь?..
Мальчик, не
учи… Помилуй бог, до чего дошло. Яйцо курицу
учит.
Француз находился при нем безотлучно —
мальчик был более всех расположен к нему. Он в свободное время
учил его гимнастике, что очень нравилось ребенку, рассказывал про Париж, про оперу, про театр, про удовольствие жить в свете; многого он не понимал из его рассказов, но темное понятие осталось в его памяти, и когда ему было восемнадцать лет, они стали ему понятны и много помогли в его шалостях.
Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться
уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот-вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны
мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол.